Мемуары [Лабиринт] - Вальтер Шелленберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня буквально волосы встали дыбом, тем более что взглянув в сверкающие глаза доцента, я увидел, что он — хотя и говорил холодно и сухо — просто-напросто опьянен собственным докладом. Украдкой я посмотрел на Гиммлера — он, казалось, как и я, не без содрогания слушал объяснения. Его явно испугала собственная решимость. Гейдриха же все это, видимо, мало трогало. К моему ужасу докладчик вытащил из кармана две бутылочки и поставил перед нами на стол. С испугом рассматривал я бесцветную жидкость и боязливо посмотрел на горлышко бутылок — оно было заткнуто стеклянной пробкой, которую можно было использовать как капельницу. Наконец Гейдрих прервал поток красноречия разговорившегося ученого словами: «Благодарим вас, подождите нас в коридоре».
Когда доцент ушел, Гейдрих обратился к Гиммлеру: «Мне кажется, рейхсфюрер, дальнейшее обсуждения излишне. Шелленберг должен подумать, как он практически выполнит это задание». Мы встали. Я осторожно взял две бутылочки, опустил вертикально в карманы и, судорожно сжав их руками, удалился. Вернувшись к себе в кабинет, я тут же запер их в своем сейфе. Я отключил сигнальную систему и телефон и изнеможенно опустился в кресло. Что мне было делать? Мысли кружились как карусель. Два или три раза я подходил к сейфу, чтобы убедиться, там ли еще эти дьявольские бутылки. Внезапно я спросил себя, почему этот кошмарный человек дал тебе сразу две бутылки, если достаточно одной капли?.. А не хотят ли тебя использовать в качестве подопытного кролика для испытания средства будущей бактериологической войны?
Я связался с уже упомянутым штандартенфюрером Б. , который тотчас же пришел ко мне и своим гнусавым голосом прочел мне обстоятельную лекцию о «Черном фронте». Этот агент для специальных поручений Гейдриха действительно прошел огонь, воду и медные трубы. Он знал огромное количество людей, прежде всего из числа русских агентов. Я бы охотно рассказал ему о моем ужасном задании, и уже собирался это сделать, но тут вспомнил, что Гейдрих приказал ему только проинформировать меня о положении дел, не сообщив ему, что я должен отправиться в Португалию.
Наконец я начал готовиться к отъезду, покорившись своей участи. На этот раз не было дипломатического паспорта. Я ехал как простой агент. А что будет, спрашивал я себя, если на таможне у меня найдут эти бутылочки? Просто оставить их где-нибудь или выбросить в реку было невозможно — это было бы преступлением. Содержимого их хватило бы, чтобы отравить систему водоснабжения целого города с миллионным населением.
Постепенно в голове у меня прояснялось, и я наметил себе следующий план: прежде всего нужно поместить бутылочки в стальную оболочку, предохраняющую их от толчков и давления. Такой контейнер позволял мне просто выбросить их во время полета над морем. Тогда задание можно было бы выполнить другим способом. Допустим, устранение Штрассера можно было поручить наемному исполнителю. Мысль о том, чтобы выбросить бутылочки в море, несколько успокоила меня. Д-р Шт. сообщил, что содержимое их будет «жизнеспособным» самое большее два года. Стальные капсулы могли пролежать в море двадцать-тридцать лет. Таким образом, я мог со спокойной совестью бросить их в море.
Я срочно связался с руководителем технического отдела. Он глубокомысленно взглянул на бутылочки, которые я осторожно поставил перед ним на письменном столе. После этого он сказал, что считает возможным изготовить такие стальные капсулы, но это займет тридцать шесть часов. То, что я слышал теперь, было мне гораздо приятнее, чем лекция, прослушанная несколько часов назад. «Я достану вам две стальные капсулы, выложенные изнутри каучуком. Эластичная прокладка защитит их от любого удара и так плотно охватит горлышко бутылок и пробку, что раскрыться они не смогут. Если все же возникнет опасность утечки, жидкость впитается в пористую массу. Кроме того, стальные капсулы будут так завинчены, что предохранительный запор сделает невозможным случайную разгерметизацию».
«И сколько могут пролежать эти стальные капсулы в морской воде невредимыми?»
«Если использовать высокопрочную легированную сталь, почти бесконечно долго».
Через сорок восемь часов я засунул обе бутылочки, помещенные в сверкающие капсулы, в карманы брюк и отправился в Португалию. Из предосторожности я поручил одному из наших агентов встретить меня на аэродроме в Лиссабоне, чтобы в случае обыска я мог незаметно передать ему бутылочки. Но португальская таможня ничего не заметила. Капсулы я сразу же поместил в сейф одного из наших филиалов. Через несколько дней я уже организовал розыск Отто Штрассера, приказ об аресте которого я пустил ходить по рукам обширного круга людей, охватывавшего около двух тысяч человек. За квартирами, адреса которых мне сообщил Гейдрих, было установлено особенно пристальное наблюдение. Все это должно было обеспечить поимку Штрассера, если только он вообще находился в Лиссабоне. Но прошло двенадцать дней, а мы так и не обнаружили ни малейших следов его пребывания. Ежедневно такая крупная операция влетала нам в копеечку. Каждый второй вечер на квартире своего португальского друга я производил выплаты необходимых сумм. Не будь у всей этой истории такой отвратительной подоплеки, эта поездка была бы для меня неплохим развлечением, приятной сменой обстановки. В один из таких платежных дней мне удалось обогатить свой опыт, узнав, как ловко можно вымогать деньги.
Так, например, один полицейский чиновник привлек к слежке свою подругу, к чему я отнесся одобрительно, ведь чем шире был мой информационный базис, тем лучше. Но когда он в вознаграждение потребовал для нее дополнительно две пары туфель взамен изношенных при выполнении наших поручений, я, рассмеявшись, не мог не оценить его деловой сметки.
Через две недели я начал осторожно наводить Берлин на мысль, что Штрассера не может быть в Португалии. При этом я предложил сохранить созданную мной систему наблюдения, чтобы она продолжала действовать и без меня. С напряжением ожидал я ответа. Через два дня по радио сообщили: «С предложением согласны, Гейдрих».
Я так и подпрыгнул от радости. Руководителю нашего центра в Лиссабоне я дал указание подождать еще три недели и если Штрассер так и не появится, отправиться на морскую прогулку на моторной лодке, захватив с собой обе стальные капсулы, и выбросить их в воду по возможности дальше от берега. Выполнение этого поручения он должен был гарантировать своим честным словом. Если же Штрассер в это время появится в Лиссабоне, он должен был сразу же вызвать меня по радио из Берлина. Тогда мы бы вновь обсудили необходимые меры.
Торопясь изо всех сил, я вернулся в Берлин. Через несколько недель слежку по моему предложению прекратили. К тому времени Гитлер занялся гораздо более важными делами — его заместитель Рудольф Гесс улетел в Англию, что произвело в Берлине впечатление разорвавшейся бомбы. Это случилось 10 мая 1941 года.
Теперь меня почти беспрерывно вызывали на совещания между Гиммлером и Гейдрихом. Сам Гитлер, говорили, был совершенно обескуражен случившимся и был не в состоянии как-то реагировать на него. Используя такое состояние Гитлера, рейхсляйтер Мартин Борман сумел сделать решающий для своей карьеры шаг, благодаря которому он отныне завоевал доверие Гитлера. Он изобрел тезис: «Гесс сошел с ума». Именно он посоветовал Гитлеру дать такое объяснение в первом официальном коммюнике. Правда, при этом не подумали, что может возникнуть вопрос — как же сумасшедший мог столь длительное время быть заместителем фюрера? Когда я сообщил Гиммлеру свои сомнения по этому поводу, — я сказал ему, что немецкий народ слишком умен, чтобы поверить в такое, — он покачал головой и ответил: «Теперь уже слишком поздно».
Теперь Гитлер воспылал жаждой расплаты — от него беспрестанно исходили указания о каре причастным к этому делу. Мюллер был здесь в своей стихии. Он привел в действие весь подвластный ему аппарат, вовсю используя предоставленные ему полномочия. Все, кто окружал бывшего заместителя Гитлера — от адъютанта и его друзей до шофера — были арестованы. Дай Мюллеру волю, он бы арестовал весь персонал аэродрома и технических директоров авиастроительной фирмы «Мессершмитт», так как Гесс улетел на самолете марки «мессершмитт». И хотя он ограничился более узкими масштабами, все же волна арестов захлестнула многих из тех, кто и не подозревал, что окажется причастным к случившемуся.
Согласно сообщениям внутренней разведывательной службы Гесс был сторонником «спокойного развития» и приверженцем антропософа Рудольфа Штайнера. Срочно были арестованы многие из этих кругов. Но этого оказалось недостаточно — по данным разведки было установлено, что Гесс поддерживал прочные связи с астрологами, ясновидцами, гипнотизерами и сторонниками естественной медицины, и что его полет был совершен в соответствии с расчетами астрологов. После этого массовые аресты, проводившиеся Мюллером, захватили и эти группы людей. Я только крутил головой. Разве не было достаточно известно заранее, что Гесс испытывает особую слабость к такого рода вещам, носящую, по мнению специалистов, патологический характер? И тот факт, что и Гитлер до того времени проявлял некоторый интерес к астрологии, был намеренно обойден. (После исчезновения своего заместителя его склонность к астрологии сменилась бескомпромиссным отрицанием, и с тех пор астрология решительно преследовалась.)